Посылаем воспоминания Клары Марьясиной-Каган, спасенной жителями деревни Черноручье Шкловского района во время войны. Клара живет в Израиле, а воспоминания нам передала уроженка этой деревни Светлана Анатольевна Карнеева – учительница англ. языка в местной школе. О спасенной во время войны девочке Светлана слышала еще в детстве, рассказывали ее шепотом, как что-то тайное. Вспомнила эту историю три года назад, когда в школе стали создавать музей. Тогда нашла через знакомых Клару в Израиле и попросила написать и прислать воспоминания. Теперь воспоминания и фото хранятся в школьном музее. Учительница продолжает общаться с Кларой.

С уважением, Ида Шендерович.

 

Моя семья до войны 1941 года жила в городе Слуцке, Минской области. В семье было четверо детей. Старшая сестра Шура – 14 лет, сестра Роза – 11 лет, мне исполнилось 6 лет, братику Гене – 3 года. Сестра Роза очень мало жила дома, она лечилась в детском санатории.

​

В мае 1941 года мой отец отвез Розочку на Северный Кавказ в санаторий Тиберда. В 1943 году Северный Кавказ был занят фашистами. Позже мы узнали, что она была убита гестапо вместе с другими еврейскими детьми.

​

Отец с первых дней войны ушел на фронт, предварительно отправив нас с мамой и с семьей друга на восток. Мы доехали до Смоленска, а там мама приняла решение снова вернуться в Белоруссию к своему отцу, в город Горки. Через некоторое время город заняли фашисты. В городе было создано еврейское гетто. Какое-то время мы жили с дедушкой, он был сапожником и этим зарабатывал на жизнь. Однажды он не вернулся домой. Вечером этого же дня на нашей улице появилось много вооруженных немцев с собаками, а в конце улицы стояли танки. Мы очень испугались, и мама объяснила, что у них идут учения. Вечером мама нам сказала, что рано утром пойдет на поиски дедушки и принесет еды. Утром, когда мы проснулись, – мамы уже не было. Больше я никогда маму не видела. Вскоре прибежала соседка и закричала, чтобы мы бежали куда-нибудь, спасались, потому, что город оцеплен фашистами и расстреливают евреев. Старшая сестра одела мне на голову платок, чтобы не были видны мои черные вьющиеся волосы, и мы выскочили из дома. Мы шли по маленькой улочке, которая вела за город. Вдруг мы увидели большую толпу людей и немца с автоматом. Он подозвал нас к себе и спросил у сестры: «иуда или русские», она ответила, что русские. Немец крикнул: «шнель» и мы быстро ушли за город.

​

Мы долго шли по дороге, питались колосьями ржи и пшеницы. Ночевали в кустах, было холодно, это была осень 1941 г. Иногда по дороге встречались дома, где нам давали что-то поесть и оставляли переночевать. Эта дорога была Могилев–Орша. По дороге мы потерялись, и больше я никогда не видела сестру и братика.

​

Я не знала куда иду, шла туда, куда вела дорога. Так дошла до деревни Климовичи Шкловского района Могилевской области. По дороге увидела, как шли строем и ехали на мотоциклах немцы. Я бежала по картофельному полю, кричала: «Спасите!», плакала, но была слишком мала, и немцы меня не заметили. На мой крик выскочили из домов люди, они остановили меня и не пустили дальше бежать, успокоили, обещали купить большую куклу, новые ботинки и большой мяч.

​

Бабушка Елизавета и ее муж Зот Чайковы взяли меня к себе, накормили, дали одежду, уложили спать. Вечером того же дня, староста колхоза Ефим Лапенков, собрал жителей деревни в доме Ващенковых. Там меня поставили на стол, в угол, где весели иконы, чтобы меня все видели. Ефим Лапенков обратился к жителям деревни с вопросом, «Что будем делать с этим ребенком?» Тут же люди стали спрашивать я русская или евреечка, и как меня зовут. У меня в детском саду была подружка Лора Денисова.  Я назвалась этим именем и сказала, что я русская, надеясь, что меня это спасет. Староста предлагал кому-нибудь из колхозников взять меня к себе в дом, обещал помочь хлебом, картошкой, выделить корову, но никто не согласился забрать меня к себе в дом, опасаясь за свою жизнь.  Все понимали, что я еврейская девочка. Было принято решение, чтобы я жила по одной неделе поочередно в каждом доме. Ефим Лапенков сказал всем, что мы, жители деревни Климовичи, должны спасти этого ребенка.   Так я жила в этой деревне весь период оккупации Белоруссии до 1944 г.

​

Ефим Лапенков был старостой еще до войны. В годы войны к нему домой приезжали полицаи из Черноручья и сообщали ему, когда в Климовичи приедут гестапо, чтобы он заранее готовил продукты. Как только Ефим Лапенков узнавал о предстоящем приезде гестапо, он предупреждал молодежь, чтобы они убегали прятаться на болото и захватывали меня с собой. Помню, как высокий, сутулый человек бежал по деревне и кричал: «Ховайте Лору!» Мои сверстники или взрослые находили меня и кричали мне, чтобы я пряталась. Если не получалось уйти с молодежью на болото, то я пряталась сама в сене, в погребе, в бульбовнике между бороздой летом или залезала под печку к курам зимой. Благодаря стараниям Ефима Лапенкова ни один парень и ни одна девушка из Климович не были угнаны на принудительные работы в Германию. В каждом доме я находила доброе слово и ласку. Меня кормили, одевали, смотрели, мыли. Когда я тяжело заболела чесоткой, Елизавета и Зот Чайковы ночью, тайно, возили меня в Черноручье к женщине, которая до войны работала медсестрой. Она дала мазь и посоветовала, как меня лечить. Одиннадцать дней я лечилась и жила у них.

​

Когда выздоровела, я продолжала жить по неделе в каждой хате. Однажды, когда я жила у Чайковых, ночью постучались люди и сказали, что они партизаны. Но это оказались бандиты. Им открыли. Эти люди очень кричали и требовали много еды, а потом один из них ударил плеткой Елизавету по голове, и она на всю жизнь осталась без глаза.

​

Много раз, по ночам, приходили партизаны, и она всегда им помогала, чем могла. Но не только Елизавета Чайкова помогала партизанам, так же и все другие жители деревни Климовичи помогали партизанам, чем могли.

​

Была у меня подружка Шура, ее младшая сестра Нина Давыдова. Я часто у них бывала. Их мама, Давыдова Анна Федосьевна была очень добрым и хорошим человеком. Она всегда нам что-нибудь приносила с погреба поесть, либо морковь, либо репу. Шура была очень веселой девочкой, хорошо танцевала и пела.

​

Через дорогу от Давыдовых жила Пеклута Трофимовна Чикунова. Я часто у них жила. Это была добрая, внимательная и очень сдержанная женщина.

​

Зимой, не помню какого года, 1941 или 1942, очень часто стали приезжать в деревню гестаповцы. Тогда тётя Елизавета мне сказала: «Лорочка, в деревне тебе сейчас опасно оставаться. Мы с Зотом отвезем тебя к тетке Матрене, она живет в лесу, совсем одна, там тебе будет безопасно. Немцы в лес не заезжают, боятся».

​

Так я стала жить у тети Матрены. Помню, что в хате было много икон – больших и маленьких, иконы стояли прямо на полу, вдоль стен. Тетя Матрена хорошо ко мне относилась, дала мне спицы и нитки, и мы с ней вязали чулки, варежки, носки. Каждый день к нам кто-нибудь приходил из деревни, приносили еду, дрова. Вместе тетей Матреной я молилась Богу.

​

Однажды ночью я проснулась в слезах, что забыла помолиться перед сном. Тетя Матрёна меня успокоила и сказала, что Бог меня простит, и уговорила меня спать. Помню, что прожила я у тетки Матрены до самого тепла.

​

Жила я по всей деревне, по неделе в каждой хате – от воскресенья и до воскресенья. Все жители деревни меня очень любили, жалели и заботились обо мне. Особенно обо мне заботилась тетя Елизавета Чайкова. Даже если я жила неделю не у нее в доме, она прибегала в тот дом и узнавала, как я устроилась, тепло ли мне, было ли что мне поесть, когда я заболевала – она забирала меня к себе и лечила. Тетя Елизавета подстригала мне волосы, и я всегда ходила в платочке, чтобы никто не заметил моих вьющихся волос.

​

Я помню, что я очень переживала, что у меня черные глаза. Взрослые мне говорили, что надо лучше мыть глаза, чтобы они стали светлее, и я старалась их «отмыть». Я запомнила, что на стене у тети Елизаветы висел маленький осколок зеркала, и каждое утро я проверяла в зеркале, не стали ли светлее глаза. Когда я плакала и переживала, что меня могут убить гестапо, заметив, что я похожа на евреечку, то сельчане меня успокаивали, что люди все равны чёрненькие или беленькие. Все люди меня оберегали, не разрешали убегать никуда из деревни Климовичи. Лишь однажды меня увезли ночью в другую деревню понянчить двух грудных малышей, родители которых были на сенокосе. Мне велели сидеть только в хате и не выходить во двор. Я смотрела малышей, кормила их, меняла им пеленки, мне это нравилось. Вечером с поля приезжали родители, и я шла отдыхать. А через несколько дней, когда закончился сенокос, поздно вечером, за мной приехала тетя Елизавета. Тетю Елизавету в деревне называли моей мамкой. В моей памяти она осталась очень энергичной, веселой, быстрой, заботливой. Она всегда думала обо всех людях и всем старалась, чем могла, помочь.

​

В 1999 году я обратилась в музей памяти жертв европейского еврейства «Яд Вашем» в Иерусалиме, в отдел «Праведники Мира» с просьбой признать всех жителей деревни Климовичи праведниками мира. Звание «Праведник Мира» присваивается за спасение человека еврейской национальности под угрозой смерти в условиях нацистской оккупации. Вопреки моей просьбе дать звание «Праведники Мира» всем жителям деревни Климовичи, комиссия музея приняла решение признать «Праведниками Мира» Елизавету и Зота Чайковых (посмертно).

 

Климовичи были для меня родным домом, который населяли необыкновенные люди. В каждом человеке я находила тепло, заботу и внимание. Я чувствовала, что обо мне думают и заботятся, и мне хотелось им помочь, чем-то отблагодарить. Я помогала, как могла на огороде, на сенокосе, на жатве. Так я жила до осени 1944 года. В сентябре 1944 года тетя Елизавета и Зот Чайковы отвезли меня в Шклов и сдали в детский дом. Я очень не хотела уезжать из деревни, тетя Елизавета сказала мне, что, если я останусь в деревне, то меня никогда не найдут родные. Этот довод меня убедил, и я согласилась поехать в детский дом. При оформлении документов в детский дом я назвалась моим подлинным именем – Кларой Марьясиной. Я подумала, что меня могут разыскивать мама или папа, поэтому важно было записаться своим подлинным именем. Так впоследствии и случилось.

​

В детском доме меня считали ответственной девочкой и поручали получать продукты вместе с завхозом и подписываться о получении. Так документ с подписью «Марьясина», подписанный разборчивым детским почерком, нашел моего отца. Это случилось в 1946 году, в декабре месяце. Мой отец работал директором базы «Плодоовощ» Могилевской области. Папин бухгалтер при разборке всех документов Могилевской области нашел квитанцию из Шклова, подписанную «Клара Марьясина». Зная, что у директора погибла вся семья – жена и четверо детей, бухгалтер тут же передал квитанцию моему отцу. Так папа меня нашел.

​

Спасшие меня жители деревни Климовичи обладали большими любящими сердцами, созвучными к чужому горю, бросившимися наперерез маленькой еврейской девочке, несмотря на угрозу смерти за укрывательство еврейки, дарившими мне изо дня в день на протяжении долгих четырех лет свою Любовь, Заботу, Внимание наравне со своими собственными детьми и этим спасшими мне жизнь! Я восхищаюсь бескорыстием и мужеством этих людей и для меня они все достойны самого высокого звания, которое только существует на земле!

 

Лора Денисова (Клара Марьясина-Каган) Апрель 2010 года Тель-Авив, Израиль

«Голоса  еврейских местечек» :  сайт. — Режим доступа : http://http://shtetle.co.il/shtetls_mog/shklov/mariasina.html. — Дата доступа : 26.08.2015.